Дзенолюбова, напала совсем другая разновидность злопыхателей. Это люди, которых в той или иной степени затрагивала судьба автора. Например, если автор дружил с каким-то французским художником, то они могли высказать автору, что-то такое, что их прямо не устраивало. Причём, вовсе не обязательно в связи с его живописью, но — в связи в его политическими взглядами, или религиозными убеждениями, или ещё каким-нибудь человеческим конфликтом. Например: вот ты умный, интересный человек, а какая-то баба тебя не любила... И — как она может тебя любить, если она плоская? Правильно: значит, ты — урод и тебя любить нельзя, фу!
— А что говорили о вас?
Я рассказывал про мои отношения с разными членами Политбюро. У каждого из них есть свои слабости. У кого-то — гораздо более изощрённые и отвратительные. Есть, например, такой «цап» — это, по-моему, № 1 секретарь ЦК Украины. Он очень страдал, что у него ничего не было и что он может наслаждаться своими привилегиями только в обед и тогда, когда ему скажут «быстрые рюмочки». Но обед он не пропускал, и пил он потом — так ему нравилось, что он «быстрыми рюмочками».
Когда я был в Политбюро, у меня был друг. И он очень боялся, чтобы я не стал членом Политбюро (было это во времена СССР). И я ему говорил: «Ты чего это? Давай не будем». Он мне говорит: «А если я в следующем году умру, что тогда?» Я говорю: «Ну, я тоже буду членом». Он говорит: «Ну, в этом году я буду членом, а в следующем — не буду».
— И сколько времени прошло между этими моментами, когда вы стали членом Политбе— стьбюро?
— В 1968 году, когда я вступил в Политбю— стье, мне было 33 года. А в 1971 году, в 1963 году, меня уже вызвали в ЦК КПСС для обсуждения.
И вот тут-то я сделал глупость. Но я не знал, что я сделал ошибку. В Политбюро ведь была целая политика. И там сидят очень умные люди. А я им сказал, что этот вопрос надо решать с Брежневым, а не с Сусловым, так как Суслов был замом Брежнева и не решал эти вопросы. И я, конечно, был коммунистом с очень далёкими красными идеалам